Старик с покрытым татуировкой лицом вошел и прикрикнул на них. Магнус теперь лежал на спине, распростертый на полу, а четверо старух сидели на его руках и плечах, удерживая его в этом положении. Трое других трудились, пытаясь снять с него обувь. Магнус попытался стряхнуть их, но старейшина сделал знак двоим юношам с копьями, и те наставили их острия на молодого человека, метя ему прямо в горло, и вынудили его лежать тихо.

Старик наклонился над ним и что-то сказал, но Магнус его не понял. Потом старик схватил девушку в корсаже от синего подвенечного платья Идэйн и, подняв ее руку, положил ее на плечо копьеносца, стоявшего с ней рядом. Все трое стояли и выжидательно смотрели на Магнуса.

– Чтобы вам всем было пусто! – выругался Магнус и попытался снова подняться, но его толкнули и водворили в прежнее положение. – Дайте мне встать и убраться из этого проклятого места!

Старик покачал головой. Задыхаясь, Магнус опустился на пол, опираясь на локти. Лица копьеносцев и девицы в свадебном корсаже Идэйн были на удивление похожими. А черные глаза смотрели на него не отрываясь и походили на неподвижные глаза змеи.

Старик резко повернулся, отыскал в толпе девушку в красном шелковом шарфе и подтянул ее ближе к себе и первой паре молодых людей. Рядом с ней он поставил второго копьеносца. Все пятеро стояли рядом, а старухи продолжали сидеть на корточках, издавая какое-то шипение и подталкивая друг друга локтями.

Магнус сел, держа руку на рукояти меча. Он не мог не заметить, что молодые люди, которых выстроил старейшина, были на удивление похожи друг на друга. К несчастью для этого племени или клана, разница между приземистыми мускулистыми мужчинами и такими же женщинами была мало заметна, даже несмотря на их молодость.

«Боже милостивый! – осенило Магнуса. – Так вот в чем дело!»

Жители этой деревни – одна большая семья. Они братья и сестры. А остальные в лучшем случае двоюродные братья и сестры. Не диво, что эти старухи вцепились в него с такой же яростью, с какой мясник удерживает ягненка, обреченного на заклание!

Старухи нипочем не выпустят его. Они набросились на него, снова повалили на пол, меч его на сей раз куда-то исчез. Магнус с ревом попытался схватить его, но женщины держали его драгоценный толедский клинок, в то время как остальные срывали с него плащ, рубашку и штаны и бросали эти части его туалета куда-то в сторону.

Все остальное было, как кошмарный сон.

Первая девица бросилась на его обнаженное тело. Это была та, что носила шелковый шарф Идэйн. Несмотря на то что девушка завладела его плотью и возбуждала его и ртом и руками, Магнус сумел совершить то, чего она от него добивалась, только потому, что помнил, что где-то есть золотистая Идэйн, и знал, что когда-нибудь она снова будет принадлежать ему. И тело его откликнулось на это воспоминание.

Это было похоже на войну и ни на что иное, даже не на соитие ради похоти. Женщина в красном шарфе подняла свою коровью шкуру и оседлала его, будто он был резвым жеребцом. Она прыгала на нем так долго и деловито, что выколотила из него все – гнев, ярость и даже, кажется, дар речи и способность дышать.

После того как девица получила то, чего добивалась, старухи подвели к нему следующую. Магнус лежал неподвижно, голова его кружилась. Ему нужно вырваться от них и схватить свой меч, а потом выбираться отсюда. Но в это время сестра первой девицы, одетая в юбку от платья Идэйн, потянула его к себе. Ее черные косы хлестали ее по спине, когда она взгромоздилась на него, держа его за уши обеими руками так, что он не мог увернуться от ее поцелуев.

Магнус испустил отчаянный вопль. У него было такое ощущение, что он тонет. Со всех сторон его держали, не давая подняться, цепкие руки. Ему хотелось поубивать их всех. У него не было ни малейшего сочувствия к этим женщинам, желавшим смешать свой низкорослый гномоподобный род с родом фитц Джулианов – статных, рыжеволосых, высоких. Не было к ним этого сочувствия, хотя он и понимал безвыходность их положения.

Когда наконец на него уселась последняя девица в корсаже от брачного платья Идэйн и принялась елозить по его телу своими огромными ягодицами, Магнус застонал. Он был полностью измотан, душа его горела жаждой убийства. Что же касалось этих женщин, добившихся от него, чего хотели, то он надеялся, что каждая из них зачала от него младенца. Но не мальчика. Если бы все зависело от его воли, он никогда бы не дал наследника этому племени троллей.

Магнус молил бога, чтобы все они родили девочек и чтобы все эти девочки были высокорослыми, как его отец, и обладали таким же мощным телосложением. Он хотел, чтобы они выросли большеногими рыжими великаншами, на одно лицо с графом Найэлом фитц Джулианом.

Это сослужит им хорошую службу.

8

Проливной дождь лил уже несколько дней. На той стороне озера находилось точно такое же строение, как это, – круглая башня, подобные которой усеивали всю западную часть гористой Шотландии, но ливень был таким сильным, что сквозь его сплошную серебристую завесу нечего нельзя было разглядеть.

Идэйн никогда не доводилось бывать в столь до ждливом месте. Это действовало даже на детей: они становились беспокойными и непоседливыми, хотя, казалось бы, ребятишки, родившиеся и выросшие в такой стране, должны были бы привыкнуть к постоянным дождям.

После того как они все утро изводили жену вождя и ее служанку, пострелята начали приставать к воинам клана, которые не остались в долгу и отдубасили их всех, кроме самых маленьких, и вытурили этих чертенят с этажа, где был их барак. Теперь все восемь или девять маленьких отродий, начиная с тех, кто только учился ходить и переваливался на неверных ножках, и до девочек и мальчиков лет двенадцати с волосами льняными, рыжими, а то и черными, как деготь, в поисках развлечений взобрались по деревянной лесенке к Идэйн.

Вчера Идэйн рассказывала им истории, и после этого мальчики постарше набрали в затонах для лошадей свежей соломы и принесли Идэйн, чтобы она смастерила из нее куколок и маленьких человечков.

Это было приятным занятием, хотя мальчикам больше нравилось делать из соломы солдатиков, а не куколок. Заниматься этим было приятно, несмотря на то что каменная башня, набитая до отказа членами клана и домочадцами вождя, была не слишком обжитой, убогой и пустой, в ней не найти было даже столь обычных в каждом семейном доме лоскутков и бусинок для изготовления кукол, чтобы было чем занять детей в дождливую погоду.

Сегодня, оглядев детей, Идэйн заметила, что они были беспокойнее обычного. С самого рассвета они затевали ссоры, за которыми одна за другой следовали потасовки. И не только между мальчиками, но и между девочками тоже. Идэйн взяла маленького Дункана и посадила их себе на колени, чтобы убрать его подальше от братьев Рори и Каллэма, тузивших друг друга.

Трудно было удержать детей в повиновении до того самого момента, как Константин, вождь клана Санах Дху, проснулся и встал с постели. Константин уже с утра был пьян и теперь пребывал в самом скверном расположении духа, которое у него все ухудшалось по мере того, как дни шли, а посланца из Эдинбурга все не было. Они слышали раскаты его голоса внизу, а иногда до них доносился грохот, в припадке гнева он швырял все, что попадет под руку, как можно предположить, в свою многострадальную жену. После особенно громкого вопля, за которым последовали грохот и женский плач, одна из девочек разразилась слезами.

– Тише, тише, – пыталась успокоить ее Идэйн, беспомощно глядя на сгрудившихся вокруг нее детей. Ей рассказали, что у вождя клана Санах Дху Константина есть гораздо лучший дом по другую сторону озера, настоящий барский дом и ферма при нем. Но он предпочитал оставаться в этой башне, которую было легче оборонять в случае, если король не согласится заплатить за Идэйн выкуп.

Бог знает, думала Идэйн, спуская с колен малыша, чтобы вытереть нос плачущей маленькой девочке, что случится с ними, если произойдет то, чего они так опасаются. Клан бедствовал и явно нуждался в богатом выкупе. Оборванные ребятишки, сгрудившиеся вокруг нее, нуждались в теплой зимней одежде и хоть какой-нибудь обуви. Даже собственные отпрыски Константина были одеты не намного лучше.